Плэй лист Юрия Николаевича Миронова

Молодая…


Встречать и провожать уж нету сил


Дуня Дуня Дуняша


Не обижайте любимых упрёками

Там где клен шумит


Боже какой пустяк 


Песня мушкетеров


Наклонилось вдруг небо ниже

Ты прошедшая встреча


Красивая любовь


В реку смотрятся облака


Ты мне написала, что давно устала ждать заветных слов…


Ты мне не снишься


Только красотой своей…


Внезапный тупик


расцвела сирень


Смуглянка


На главную


ВЛАДИМИР СКВОРЦОВ

ВЛАДИМИР СКВОРЦОВ

      Владимир Георгиевич Скворцов родился в Москве, с детства связан с Талдомом. Первые стихи были опубликованы в газете «Заря» в 1980-м. Окончил факультет журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова. Работал в газете «Заря», возглавлял редакцию местного радиовещания и редакцию телевизионной программы «Талдомская неделя». Работал заместителем главы администрации Талдомского района. Возглавлял пресс-службы в Запрудне и в Талдоме, работал директором Талдомской типографии.                               

***

Спасибо, любимая, снова и снова

тебе за письмо, и за тёплое слово…

Спасибо тебе за иллюзию счастья…

Нет, всё же – за СЧАСТЬЕ с тобой встречаться –

и в мире реальном, и здесь, в интернете…

За счастие знать, что ТЫ есть на планете —

чудесное чудо цветистого мая,

июньская тучка моя грозовая,

сентябрьский букет в синем платье из гжели,

хрустальное пенье февральской метели…

Горячий июльский полуденный зной,

горючий октябрьский дождь проливной,

рождественско-лёгкое облако снега,

апрельская первая тёплая нега,

поток золотой августовского мёда,

ноябрьского ветра лихая свобода,

ты – мартовский первый ручей на заре,

ты – предощущенье весны в декабре…

Я знаю так мало, ты значишь так много!

Ты – жизнь моя – вечная к чуду дорога…

* * *

Я давно ничего не писал,

а сегодня как будто решился…

Ты подумала: старый напился…

Я напиться бы не возражал…

Очень жаль, что врачи запретили

даже рюмочку в год выпивать…

Мы бы с тобою поели-попили,

нервы стали б друг другу мотать…

Ну, а может, пошли бы в туманы,

в роще слушали бы соловья…

Были бы до безумия пьяны –

главным образом, видимо, я…

И июньскою ночью беззвёздной,

в час, когда отступает жара,

я бы понял, что вовсе не поздно

целоваться с тобой до утра…

Что ещё в этой жизни короткой,

хоть седая уже борода,

я могу миловаться с молодкой,

и что в жилах ещё не вода…

Под цветущей раскидистой липой,

под рассвет на траве луговой

я бы суть этой тайны великой

разделил бы с одною тобой…

 

За полчаса до Нового года

 

Что принесёт нам Новый год,

сегодня вовсе я не ведаю…

Но знаю точно наперёд,

что четверги придут за средами,

что за апрелем будет май,

что лето превратится в осень,

что, как дожди ни поливай,

меж туч проглянет неба просинь…

И год за годом, день за днём

загадочны, непредсказуемы

лишь судьбы… Будущим живём…

В мир новый год вступает суетно…

          Миньоны

                ***

Вот, просыпаюсь по утрам:

болит и ломит тут и там…

И радость хлещет по затылку:

болит? Так значит, жив, курилка!

***

Прочь все знания и тревоги!

На постели бы вытянуть ноги!

Погрузиться бы в сладкие сны

до утра этих суток весны…

***

Глубокой мыслею томима,

ей всё же сразу не делись…

Ведь жизнь – такая пантомима,

что глубина уходит ввысь…

 Вернуться на главную

ЕВГЕНИЙ ГУРОВ Из давнишнего

ЕВГЕНИЙ ГУРОВ

Родился в г. Сухуми в 1951 году. После окончания МГУ им. М.В. Ломоносова работал в Волгограде, затем – в Абхазии, где в 1988 г. вышла его первая книжка стихов «Беслетка». Вот уже четверть века Е. Гуров живёт в Талдоме. Печатался в различных поэтических сборниках. Член Союза журналистов СССР, затем и России.

 

 

                          Из давнишнего

 

Москвичка

Твоим глазам не холодно?

Колени не продрогли

в тонюсеньких колготочках

при всём честном народе?

 

Куда летишь неспешно ты?

Кому звонишь уверенно,

всегда на вид успешная,

всегда на вид отменная?

 

О чём за гладью светлою

твои заботы зимние?

О ком на белом свете-то?

Каким жива ты Именем?

 

 

Чем не песенка?

На станции Савёловской

рассталися мы с Олечкой.

Та станция конечная,

тоска моя сердечная.

 

Но вот продлили радиус.

И я, конечно, радуюсь,

что вовсе не конечная,

тоска моя сердечная.

 

***

Весна и лето,

от страсти млея,

строили

глазки

многим

очень…

Сосредоточенны,

властны

ласки

твои,

осень.

 

***

Небо в звёздах,

мимоза в снегу.

Невозможного

не избегу.

 

Эскиз

С ловкостью ласки

ветер октябрьский

рвал перфорацию

желтых сердечек

с веток берёзовых,

в небе распластанных.

Снег укрывал их

голые плечи.

 

***

Любовь,

была ты ящером!..

Тебя увидел ящеркой,

пугливо миг тепла ловящей

на валуне Великого оледенения.

 

***

Моя осенняя дочурка,

смеясь, перебежала старый двор…

Вдруг увидал оставшиеся годы –

её шажки.

 

Строфа

Пришла строфа ко мне во сне.

Бог с ней!

Я на другой улягусь бок.

С ней бог.

 

 

Галатея

 

Из глины ли, из мрамора,

из времени-пространства

вела тебя рука моя –

куда теперь деваться?

Из гобелена старого,

где озеро не выцвело,

ты выплывала, стало быть,

ты стала быть единственной.

И разные пророчества,

и все, кто мной оставлен был,

лишь на тебе окончились –

ты это, значит, стало быть.

Ваял тебя без устали,

опасная затея…

Сказать теперь решусь ли,

что не того хотел я?

 

Марево

Т. Г.

В июльском воздухе

у входа в рощу

падеде стрекоз

было похоже

на дозаправку

бомбардировщиков…

Этот фантом в духе Дали

скрылся потом вдали

за краем

покатым

поля.

Треща и постреливая недовольно,

туда ж умчалась высоковольтка.

Стрекоз влюблённых разнять не в силах,

дразнила она полудённый тандем…

В тот день,

от делать нечего,

летали боттичеллиево

и мы с тобою парою.

Реально

было

марево.

 

 

В горах

От вовсе ненужного мщенья,

от новых последних обманов ­—

туда, где плывут по ущельям

тугие тампоны туманов…

Вверху, на зелёных полянах,

овеяны ветром и солнцем,

омыты глухими дождями,

белеют огромные кости…

объедки немыслимых оргий,

где Время — неистовый слепень,

где пляшут в восторге предсмертном

дубы на отвесных отрогах…

Свою же последнюю тайну

твоя отдала ли рука мне?..

Друг в друга в итоге исканий

врастают деревья и камни.

 

Кофе по-турецки

Глоток. На чёрном глянце

галактики вихрятся.

Глоток —

и нет галактик.

Такое

вот

занятье.

 

***

На закате, на закате

полетят за солнцем чайки.

Полетят за солнцем чайки.

В эти несколько минут

чёрным пеплом на закате

белотрепетные чайки,

чёрным пеплом на закате

в сине море упадут.

 

 

 

***

Я этот город.

У меня болят

суставы перекрёстков, жилы улиц.

Во мне кричат безмолвные дома

и ноют встреч невынутые пули.

Я этот город, я прилёг у волн

в ночи полуразогнутой подковой…

Прожекторов слепящий белый холод…

Высокое горенье маяков.

 

Эпилог

Короче паузы,

острее резонансы.

Немного жаль,

что мало так осталось…

 

Но жизнь, она

не красная цена ли

за чей-то изумительный сценарий

к картине «Мир — желание о нём»?

И пусть горит оно огнём!..

 

А вот и смерч — труба-дорога —

туда, где вроде полубога

я был…

Прохладно там и гулко.

Земная кончилась прогулка.

По буквам…

иду к вам…

 

Вернуться на главную